О дизайнеЛ. М. Холмянский, А. С. Щипанов Дизайн: Книга для учащихся. М. Просвещение, 1985.

Термин дизайн появился в нашей стране недавно. В переводе с английского слово дизайн означает рисование. До этого проектирование вещей называлось художественным конструированием , а теория создания вещей технической эстетикой . Слово дизайн породило и производные понятия: дизайнер художник-конструктор, дизайн-форма внешняя форма предмета и т. д. Дизайн и художественное конструирование мы будем рассматривать как синонимы.

До сих пор ведутся дискуссии о самом содержании дизайна, его целях и возможностях. Так, известный итальянский архитектор и дизайнер Д. Понти считает, что цель дизайна создание мира прекрасных форм, вещей, которые раскрывали бы истинный характер нашей цивилизации. Иного мнения придерживается другой теоретик дизайна Т. Мальдонадо. Он утверждает, что предмет потребления не может выполнять функции художественного произведения, а судьбы искусства не могут совпадать с судьбами промышленных изделий. За рубежом широко распространено мнение, что главная задача дизайна создание вещей, которые легко было бы продавать.

Таким образом, дизайн становится в прямую зависимость от потребностей и запросов рынка. Определить область дизайна не всегда просто. Дизайн трудно отделить от архитектуры (когда речь идет о проектировании интерьеров), от скульптуры (когда проектируются, скажем, детские площадки или аттракционы), от прикладного искусства (создании новых видов посуды и мебели.

Цель нашей книги познакомить читателя с окружающим его предметным миром в широком смысле этого слова. Этот мир настолько близок всем нам, что трудно отделаться от мысли, что он в действительности понятен и открыт для нас, что его познание доступно каждому. Всякий предмет, в отличие от произведения искусства, имеет какое-либо жизненно важное предназначение, другими словами, функцию. Но почти у каждого человека есть протребность в том, чтобы окружать себя красивыми предметами. Поэтому ценность вещи охватывает два начала пользу и красоту. В каждом предмете заложено техническое и эстетическое начало, всегда непостоянное и исторически сменяемое. Практическая польза вещи не требует объяснения, но оказывается, что пользе может сопутствовать и некоторое эстетическое переживание.

В самом деле, разве не приятно следить за тем, как работает машина, особенно когда процесс, цель этой работы нам понятны. Мы так и говорим: умная машина , когда следим, как отпечатываются, перебрасываются и уносятся конвейером листы будущей книги, как действует экскаватор. * * * Наши оценки эстетических качеств предметов порой субъективны, а главное, не аргументированы. Что мы можем сказать о предмете, кроме красиво или некрасиво , изящно или грубо ? Да почти ничего. Оказывается, что научиться давать оценку вещи не так уж просто. Для этого необходимо освоить целый ряд понятий, из которых составляется характеристика произведения ремесла и дизайна.

Чтобы уяснить, что обуславливает эстетические качества вещи, нужно разложить общее понятие о красоте на составляющие. А так как о красоте судят по внешней форме предмета, то прежде всего нужно знать, какие признаки внешней формы вообще существуют. Только после этого можно начинать разговор о том, какими именно качествами должна обладать конкретная вещь, по каким законам она должна быть сделана, чтобы иметь право называться красивой. Тогда наша оценка будет аргументированной.

Многое делается понятнее, когда постигаются основные закономерности человеческого восприятия. Мы узнаем, как человек подходит к предмету, как им пользуется, оценивает, отличает, сопоставляет. Только изучив механизм восприятия, мы получим ключ к пониманию того, почему нам кажется, что этот предмет красив, как сделать предмет красивым, а всю предметную среду гармоничной.

Становление дизайна Каждая эпоха неизменно создает новые формы и ценности, но так же разрушает их. Вальтер Гропиус Ремесло и промышленность.

XIX век, названный веком пара и электричества, поистине был веком ошеломляющего прогресса. За сто лет человечество в развитии техники проделало больший путь, чем за предыдущие сто веков. Появлялись всё новые источники энергии, даже самые, казалось бы, совершенные паровые машины стали уступать место двигателям внутреннего сгорания, паровым турбинам, электромоторам. Одно техническое чудо приходило на смену другому; век, начавшийся дилижансом и гусиным пером, заканчивался автомобилем и пишущей машинкой. За телеграфом последовал телефон, но и это не всё в конце века заработал беспроволочный телеграф радио. Люди придумали способ делать точные изображения с натуры, обходясь без художника, записывать и сохранять на века человеческий голос, сделали первые попытки взлететь на аппарате тяжелее воздуха, изобрели движущуюся фотографию кино.

Технический прогресс века хорошо прослеживается на железных дорогах. Первая из них появилась в Англии в 1825 году, а всего через 25 лет длина всех железных дорог на земле равнялась длине экватора! Первые пассажирские вагоны были тряскими, холодными, лишёнными каких-либо удобств, но к концу века в них появились утеплённые стены, туалеты, вентиляторы и даже электрическое освещение.

Всё более развивается и наука о машинах. Но её содержание сводилось лишь к изучению сущности механизмов, законов их создания. Форма же машин почти не привлекала внимания, она оставалась плодом интуиции конструктора. Растерянность архитекторов и художников этого периода повлияла на господствовавшее тогда мнение, что машина не может, да и не должна быть красивой, её дело приносить пользу, и только. Красоту же в любых её проявлениях могут создавать только осенённые божественным вдохновением художники в виде произведений искусства.

Слабость таких эстетических воззрений обнаружила с особой силой Промышленная выставка 1851 года в Лондоне. Все увидели удручающий разрыв между великолепием технических замыслов и эстетическим убожеством их воплощения. Особенно отсталой в этой области оказалась именно технически передовая Англия. Было над чем задуматься.

К тому же технический прогресс радовал далеко не всех. Против безудержного наступления машин выступили некоторые мыслящие люди из высокообразованных слоёв. Сводить их позицию к примитивному ретроградству, консерватизму, конечно, нельзя. Их взгляды не только отражали психологическую реакцию на негативные явления промышленного бума, но и несли на себе печать идеализации бесконфликтного в прошлом союза человека с природой, отвлечённых идей творческого совершенствования личности в условиях ремесленного производства.

Слышались в выступлениях этих людей и отзвуки утопического социализма с его нравственным неприятием буржуазного мира вещей. Среди таких людей особенно выделялась фигура английского философа Джона Рёскина (1819 1900). Рёскин отвергал новую машинную технику, он указывал на то, что с её распространением растёт власть алчного капитала и армия его несчастных рабов, что с исчезновением ручного труда люди становятся просто придатками машин, лишаясь всякой радости творчества. Духота, смрад и дым огромных фабричных цехов делают ужасной среду обитания людей; лишают их всех начал добра и красоты, уничтожают тягу к прекрасному, к искусству.

Однако, восставая против власти машин и господства машинной продукции, Рёскин не отрицал органической связи красоты и пользы. И в этом уже угадывалось начало новой эстетики машинной продукции и самих машин. Машинное массовое производство различных предметов долгое время шло путём копирования форм вещей, создававшихся до того ремесленниками. Однако технология производства их была уже совершенно иной: производимые машинами вещи только напоминали ремесленные изделия, но выглядели подделкой, оскорблявшей хороший вкус. Продолжатель идей Рёскина, поэт, талантливый и разносторонний художник, Уильям Моррис (1834 1896) перенёс учение Рёскина в сферу практической деятельности за пределы Англии, чему особенно способствовала его книга Искусство и краса земли . Главную беду машинного века он видел в гибели ручного труда, в отделении искусства от производства вещей. В 60 70-х годах прошлого века Моррис обратился к предметному окружению, к тем вещам, которые делают рабочие в процессе их повседневного труда. Он поставил вопрос об участии художника в создании таких вещей, что само по себе прозвучало в то время крайне необычно. По существу Моррис был один из самых первых теоретиков будущего дизайна, зачатки идей которого уже как бы носились в воздухе.

Взгляды, высказанные Моррисом, были столь многогранны и глубоки, что каждое последующее направление в искусстве находило в них что-то новое для себя и продолжало разрабатывать ту или иную сторону его учения. Он увлёк современников идеей возрождения художественных промыслов, культуры ручного труда. Но что было уже совершенно неожиданным для викторианской Англии, так это то, что Моррис сделал предметом открытого публичного обсуждения проблемы оформления, эстетической целесообразности частного жилого дома, его помещений. Будучи не только теоретиком, но и талантливым художником, Моррис предложил в своих проектах жилища вместо полутёмных, загромождённых мебелью комнат легкие, светлые интерьеры с рациональной, лишённой вычурности мебелью и убранством, основанными на принципах целесообразности. Так он положил начало комплексному проектированию предметно-пространственной среды.

Моррис был и отличным организатором, он сумел привлечь к своим идеям многих художников и архитекторов, и они активно включились в новую сферу творчества, пытаясь возродить ремесленное ручное производство. С помощью художников Ф. М. Брауна и Берн-Джонса он основал мастерские, в которых собрал ремесленников, изготовлявших предметы прикладного искусства. В этих мастерских работы велись ручными инструментами, применялись натуральные красители и т. д. Но большого практического результата его затея с ремесленными мастерскими, возглавлявшимися талантливыми художниками, дать не могла вещи получались красивыми, но слишком дорогими.

Моррис стремился реформировать весь художественный культурный облик страны, всего общества, возбудить интерес к творческому труду у самых широких слоёв населения. По выражению Ф. Энгельса, он был настоящий социалист сентиментальной окраски.

Многие из выдвинутых Моррисом идей дали плодотворные результаты. Такой была его идея о неограниченном проникновении эстетического во все области производства предметов. Затем он обратил внимание на связь материала и производимой из него вещи. Наконец, он указал на важный принцип соответствия формы, украшения и отделки предмета его сути, его назначению. Эти верные и прогрессивные элементы его теории получили в дальнейшем признание и развитие.

Несмотря на горячие протесты и призывы отдельных прекраснодушных философов и эстетиков, машинное производство продолжало неудержимо наступать. Приходилось мириться с этим, надо было подумать, как преодолеть неприглядность машин, как их приукрасить. Взоры опять обратились к архитектуре. Основным частям рамам, станинам, опорным стойкам машин, станков стали придавать архитектурные, причем неважно какие, античные или готические, формы. В формообразовании машин возобладал откровенно архитектурный стиль. Этому было по крайней мере две причины: во-первых, архитектура это искусство, традиционно связанное с техникой, с инженерным расчетом, а во-вторых, всегда бывало так, что новые конструкции поначалу заимствуют свои формы из старых, привычных арсеналов.

Архитектурный стиль оформления машин продержался многие десятилетия. Наиболее видными художниками-конструкторами машин были лучшие профессиональные архитекторы.

К концу XIX века архитектурный стиль в машиностроении стал постепенно отмирать: всё большие скорости и вибрация были в явном противоречии с ним. Исчезают всякие декоративные излишества и орнаментация. И хотя все признавали, что машины должны иметь привлекательный вид, никто ясно не мог сказать, как этого достичь. Требовались какие-то принципиально иные идеи в формообразовании машин, назрело нечто вроде переворота в понимании эстетики и её участия в техническом прогрессе.

Наряду с выпуском массовой промышленной продукции, наряду с проблемами её эстетического освоения ремесленные изделия продолжали занимать очень существенное место на торговом рынке. В России ремесло играло особенно важную роль. В конце XIX века 87% населения жило в деревне, во многом ещё патриархальной, удовлетворявшей свои потребности в основном за счет промыслов.

Жизненный уклад деревенского жителя резко отличался от городского, имел свои, уходящие в прошлое традиции. Традиционным было само жилище крестьянская изба. Её основой было просторное помещение с большой печью и лавками вдоль стен. Оно было одновременно и спальней, и кухней, и рабочей комнатой. Большая, так называемая русская печь была необычайно многофункциональной: она и обогревала помещение, в ней готовили пищу, на ней и спали, сушили обувь и одежду. В долгие зимние вечера при свете лучины мужчины занимались каким-либо ремеслом, а женщины ткали или пряли пряжу.

Бытовая и хозяйственная утварь изготовлялась ремесленниками с соблюдением определенных традиций: в каждой губернии бытовали своеобразные, неповторимые формы, орнаментика и даже технология. Золотистая блестящая поверхность хохломских изделий, по которой их всегда можно узнать, получалась в результате специальной обработки поверхности металлическим порошком, покрытия олифой и обжига. Но ещё интереснее для нас чисто стилевые и композиционные различия. Специалист сразу отличит мезенскую прялку от вологодской или ярославской, несмотря на их одинаковое назначение. Они нужны были всего-навсего для того, чтобы к ним привязывать кудель пучок льна, из которой вытягивалась, сучилась нить. Ярославские прялки покрывались сплошным геометрическим орнаментом, они напоминали собой высокую, увенчанную небольшим завершением пирамиду, очерченную мягкой упругой линией. Мезенские прялки совершенно плоские. Доска, к которой привязывается кудель, увенчивается, подобно северным церквам, главками. Черной линией с добавлением киноварных заливок изображены животные, чередующиеся с простым геометрическим орнаментом. Сходные по форме северодвинские прялки украшены совсем иначе: по белому фону наносится ярко-красный витиеватый орнамент. В гущу этого орнамента вписаны очень трогательные изображения сценок крестьянской жизни, фигурки животных, птиц и т. п.

Расписывались почти все принадлежности быта: посуда, ковши, колыбели, лукошки. Роспись сочеталась с резьбой, создавая иногда самые удивительные созвучия. Вот что писал знаток русского народного искусства А. Чекалов о расписных резных санях из Ярославской губернии: ярославские расписные сани целая эпоха. Тут и пестрота красочных ярмарок, и веселый гомон троек на масленице. Ловкое экипажное ремесло соединилось тут с ситцевой узорчатостью.

К концу века многие ремесленные промыслы теряют свое значение, не выдержав жестокой конкуренции с дешевой промышленной продукцией. Стало сокращаться производство деревянной посуды, фабричный ситец вытеснил домотканую пряжу. Многие предметы повседневного быта вообще вышли из обихода.

Но параллельно с угасанием народных ремесленных и художественных промыслов в среде прогрессивной интеллигенции возрастает понимание красоты национального низового искусства. Если до этого бытовые предметы в глазах большинства людей были вне сферы искусства, то теперь они стали объектом внимания и даже моды. Дамы из самых аристократических фамилий самым непосредственным образом занялись прикладным искусством. Были организованы специальные мастерские, а известные художники, такие, как Врубель, Васнецов, Малютин, были привлечены для того, чтобы проектировать предметы или декорировать уже сделанное домашнюю утварь, музыкальные инструменты, мебель и многое другое.

Другими мерами для поддержки кустарной промышленности (в том числе и художественной) было открытие целой сети художественно-ремесленных школ. В конце 1870 1890 годов такие школы были основаны в Петербурге, Саратове, Пензе, Миргороде, Екатеринбурге и других городах. Предметы старины стали экспонироваться на специальных выставках в крупнейших промышленных центрах страны в Москве, Петербурге, Киеве.

Однако в дореволюционной России действия ревнителей и энтузиастов художественных ремесел, промыслов не могли оказать решающего влияния в деле сохранения и развития народной художественной культуры. В этих условиях перед лицом интенсивного развития промышленного производства народное декоративно-прикладное искусство (мебель, предметы домашнего обихода и т. п.) не могло быть по-настоящему жизнеспособным.

В конце XIX века в условиях смешанного характера производства (ремесленного и фабричного), противоборства сторонников рукотворного и промышленного возникло новое стилевое направление модерн (в буквальном переводе новый.

Первые ощутимые признаки нового стиля появились в интерьерах Ван де Вельде бельгийского архитектора и художника. На международной выставке в Дрездене (1897 г.) его работы завоевали всеобщее признание, положив начало стилю модерн , ставшему вскоре господствующим во всех странах Европы. В Вене появляется группировка Сецессион одно из средоточий нового стиля. Аналогичные центры возникают в городах Германии, Франции, Англии.

В России термин модерн стал общепринятым названием нового стиля. Во всех крупных городах нашей страны сохранились известные памятники модерна. Особенно богата ими Москва: гостиница Метрополь , бывший дом Рябушинского, ныне дом-музей А. М. Горького, и мн. др. В духе модерна были выдержаны и предметы того времени мебель, посуда, одежда.

Федор Шехтель. Фрагмент интерьера особняка Рябушинского, 1900 г.

Несмотря на необычайное разнообразие форм, произведения модерна характеризовались определенными стилевыми чертами. Основным идейным принципом нового направления был отказ от прямой преемственности стилей. Некоторые очень видоизмененные заимствования из народной северной резьбы, японской графики не имели большого значения. Впервые, хотя подчас лишь декларативно, утверждалась необходимость учета взаимосвязи человека и окружающего предметного мира. Жилище и его оборудование стали рассматриваться как единый взаимодействующий организм, призванный удовлетворять материальные и духовные потребности человека.

Побудительным мотивом всех новшеств стали поиски неповторимых индивидуальных решений архитектуры, композиций интерьера, форм утвари, мебели, орнаментики. Для модерна были характерны живописность, рисованность, пластичность форм. Не случайно целый ряд мастеров модерна пришел в область проектирования из живописи (Беренс, Берн-Джонс, Ван де Вельде на Западе, Врубель, Малютин в России.

Ван де Вельде провозгласил принцип жизненного ритма , присущего органическому миру. Понимание органического единства вело к тому, что предметы утрачивали свои логические формы и связи. Характерные для модерна текучие растительные линии очерчивают переплеты окон, стулья, светильники, волнисто повторяются в рисунке обоев. Вся домашняя утварь посуда, предметы сервировки, ткани, спроектированные и прорисованные одним автором, как бы растворяются в ансамбле.

При этом сами типы предметов, их конструктивные схемы оставались традиционными. Проектировщик был озабочен лишь тем, чтобы противопоставить традиционным схемам неожиданную и совершенно индивидуальную оболочку , оригинальную внешнюю форму. Сохраняя утилитарный смысл предмета, он зачастую старался уйти от выявления этого смысла, будто бы спрятать его. Материал, из которого изготавливалось изделие, выбирался не сообразно его естественным свойствам, а по желанию художника добиться той или иной предопределенной формы. Поэтому, например, волнистые очертания придавались равно и металлу, и штукатурке, и дереву, и бетону.

Художника больше заботило сочетание различных поверхностей: естественных фактур, окрашенного дерева, всевозможных видов инкрустации из стекла и керамики, накладок из металла, полированного или прочеканенного. Всё это подчинялось избранному ритму, графической теме. Формы и цветосочетания организовывались обычно по принципу повтора, уподобления. Контрастные сопоставления для стилистики модерна вообще не были характерны.

Силуэты предметов часто были смелы и разнообразны, кривые неповторимы, хотя некоторая вялость, нарочитая анемичность очертаний присутствовала непременно. Мебель и домашняя утварь модерна скорее графична, чем скульптурна, а рельеф вещей плоский, будь то поверхность корпусной мебели, резьба или накладка. Но за всеми этими внешними стилевыми признаками скрывались многие прогрессивные тенденции. Это прежде всего удивительная целостность многочисленных ансамблей модерна. Даже в таких значительных работах, как здание Московского Художественного театра, всё до последних мелочей было подчинено единому гармоническому ладу, начиная от фонарей у входа и кончая знаменитой, ставшей эмблемой театра чайкой на занавесе. Ни одна деталь целого не была оставлена без внимания. Всё было спроектировано замечательным архитектором и художником Федором Шехтелем.

Такая же исключительная взаимосвязанность целого и деталей характерна и для лучших образцов жилых зданий. Как единый ансамбль решалась парадная столовая. В центре её обычно ставился большой обеденный стол, сервируемый серебром и фарфором. Все предметы убранства выдерживались в одном стиле. Ничего инородного, никаких бабушкиных чашек , никаких семейных реликвий, ничего традиционного.

В наиболее состоятельных домах даже столовые приборы нож, вилка, ложка, кольцо для салфеток были спроектированы в духе интерьера. Над столом неизменно подвешивалась большая, самой причудливой формы люстра из кованого металла и стекла белого и цветного. В общем, предметы мебели оставались прежними этот же обеденный стол и стулья, буфет и сервант с выставленной на нем красивой утварью и посудой. Но формы всех этих предметов, настойчиво и последовательно согласованные друг с другом, красноречиво говорили о своей неповторимости.

Облик кабинета, предназначавшегося не столько для работы, сколько для деловых встреч, носил обычно более сдержанный характер. Отделка его стен, выдержанная в спокойной цветовой гамме, гармонировала с письменным столом, книжными шкафами, столиком для курения. Им вторил прибор для письма: он включал в те времена подсвечники или настольные лампы, пресс-папье, ложемент для перьев и карандашей, чернильницы и т. п. Эти предметы были в совокупности целым ансамблем, иногда причудливо сложным, иногда же подчеркнуто сдержанным.

Много было нового и в самой структуре жилых помещений. Желая порвать с обветшалыми традициями классицизма, архитекторы смело отбрасывали характерные для него схемы, основанные на симметрии и анфиладности. Выработались совершенно новые принципы построения дома: планировка была прежде всего свободной. Обособляется группа парадных помещений, предназначенных для гостей (гостиная, столовая, кабинет хозяина). Жилые комнаты для членов семьи выглядят, естественно, проще и практичнее, так как предназначены для повседневного пребывания. Столовая оборудуется уже с соблюдением специальных требований. Спальни и детские комнаты отличаются большими размерами, хорошо освещаются. Здесь ощущается уже современное отношение к вопросам гигиены. Мебель сравнительно с недавним прошлым становится менее громоздкой. Из всех этих комнат исчезают объемистые шкафы, шифоньеры и комоды, а вместо них появляются специальные стенные шкафы и оборудованные ниши.

В период распространения модерна как ведущего художественно-стилистического направления возникли проблемы создания новой мебели. Некоторые из этих проблем нашли удачное решение в работах немецкого архитектора Беренса. В некоторых своих проектах он ограничил внешнюю форму предметов прямолинейными и циркульными очертаниями, а главное, нашел прелесть не в единичном, а повторяющемся: все составные предметы спроектированной им спальни кровати, сундуки, тумбочки, туалетные столики были скомпонованы из одинаковых трапецеидальных элементов. В этом можно ощутить дух серийной, промышленной продукции.

Говоря о прогрессивной организации жилья, следует напомнить, что она была отнюдь не массовой, специальное проектирование интерьера и его убранства было доступно лишь немногим. Подчеркнутая индивидуальность, а иногда и надуманность, претенциозность не позволяли распространить найденные решения за пределы определенного сословного круга.

В то же самое время принципиальный пересмотр отношения к оформлению человеческого жилища создавал очень много предпосылок для будущего. Жилое пространство модерна было этапом поисков структуры и образа нового жилища. Непосредственно проблемами массовой промышленной продукции мастера модерна не занимались, их мало интересовали конструктивные новшества. В итоге, несмотря на бесспорную ценность ансамблей и отдельных вещей, на множество талантливых и остроумных находок, индивидуальность решений, как высший критерий оценки, ограничивала достижения модерна.

Но время шло, и чисто экономические факторы неуклонно вели к зарождению пока ещё непрофессионального дизайнерского проектирования. Показательно в этом смысле победоносное шествие так называемого венского стула тонет , названного по имени изобретателя особого рода технологии изготовления стула, мастера, а впоследствии фабриканта Тонет. Он наладил массовый выпуск деревянной мебели из нескольких типов элементов. Его кресла, стулья, шезлонги, дешевые, легкие, прочные, завоевали буквально мировое признание.

Всё более и более распространявшиеся автомобили, проектировавшиеся, как правило, инженерами, стали постепенно изменять свой облик и превращаться из некоего подобия кареты или экипажа в наделенную своей специфической формой машину. Её кузов сужался и одновременно удлинялся вдоль продольной оси для того, чтобы уменьшить сопротивление воздуха при передвижении.

Активно вторгались в быт всё новые и новые предметы: телефон, граммофон и разного рода электрические приборы. Инженеры, промышленники на ощупь искали формы этих совершенно новых, не знавших традиции предметов.

В результате на рубеже века в мире машин ещё господствовал очень неопределенный стиль или, вернее, отсутствовал какой-либо стиль. Правда, в некоторых деталях ощущался всё-таки привкус стиля модерн, но это никак не шло дальше поверхностной стилизации.

Веркбунд и первый дизайнер Петер Беренс.

В одной из самых развитых стран Европы Германии в 1907 году был основан производственный союз Веркбунд , объединявший промышленников, архитекторов, художников, коммерсантов. Они руководствовались пониманием того, что без органической увязки экономических и эстетических требований промышленного производства, технологии победить на международном рынке сбыта Германия не может. Основатель Веркбунда архитектор Герман Мутезиус оставался до 1914 года президентом этого общества.

Веркбунд с самого начала своего существования поставил несколько основных задач: реорганизацию ремесленного производства на промышленной основе; создание идеальных образцов для промышленного производства; борьбу с украшением и орнаментацией.

Петер Беренс. Электрический чайник, 1910 г. Энергосберегающая дуговая лампа, 1917 г.

Программа Веркбунда провозглашала: объединение желает осуществить отбор всех лучших действующих возможностей в искусстве, индустрии, ремесле и торговле. Объединение стремится к охвату всего, что содержится в качественном выполнении и тенденциях промышленного труда.

Веркбунд объединил крупнейших представителей творческой интеллигенции Германии. Они, конечно, не могли быть вполне единодушны в своем отношении ко всем проблемам зарождавшегося промышленного искусства.

Максимализм Мутезиуса требовал от вещей безусловной целесообразности, подчинения новым законам формообразования. Мутезиус четко формулирует принцип эстетического функционализма , согласно которому внешняя форма предмета вытекает из его существа, устройства, технологии, назначения.

Этот же принцип провозгласил за океаном американский архитектор Салливен ( форма следует за функцией ). Однако с этим принципом согласны были вовсе не все члены Веркбунда . Так, Ван де Вельде, оставаясь по натуре художником, усматривал в позиции Мутезиуса опасность для свободы творческих устремлений проектировщика и ущемление его индивидуальности. Вместе с тем Ван де Вельде, прославившийся в недавнем прошлом на весь мир как мастер изысканного модерна, стал признавать простоту и целесообразность необходимым качеством новой предметной среды. Он не только преклонил колено перед машиной, как перед богом будущего, он стал её фетишизировать: мощная игра её стальных мускулов, руководствуясь красотой, будет творить прекрасное.

Ван де Вельде принадлежит очень важное во всех отношениях высказывание о том, что нельзя относить изобразительное ( чистое ) искусство к области высокого искусства, а индустриальное к низшему , второразрядному.

Важнейшим событием в художественно-технической жизни того времени было приглашение Петера Беренса художественным директором Всеобщей электрической компании (AEG), монополизировавшей производство электрических ламп, электроприборов, электромоторов и т. п. на всём западном полушарии. Это не просто слова с именем этой фирмы была связанна в представлении людей такая массовая продукция, какой не было прежде. Эта продукция не имела прообразов, даже отдаленных. Электричество только ещё входило в жизнь, всё с ним связанное предстало перед людьми впервые.

Продукция AEG была рассчитана в основном на экспорт, и, по мнению промышленников, для её успешного продвижения на мировом рынке, для подавления конкуренции требовалось создать какой-то свой художественный почерк. Хозяева фирмы интересовала не столько эстетика вещи, сколько задача завоевания мирового рынка. Создание же определенного лица фирмы (архитектурный облик сооружений, шрифт реклам и т. п.) было только одним из средств для достижения этой цели.

П. Беренс пришел на должность художественного директора фирмы, имея за плечами большой опыт строительства архитектурных сооружений, проектирования мебели, посуды, текстиля Нельзя сказать, что его произведения особенно выделялись в общем стиле модерн. Но Беренс был одним из первых проектировщиков промышленных зданий, а в те времена это считалось делом инженеров, а не архитекторов. П. Беренс, авторитетный и властный человек, очень последовательно проводил линию на подчинение разнообразной продукции одному, им предложенному, принципу стилеобразования. Внешняя форма его вещей строилась в основном на повторах нескольких геометрических элементов шестигранников, кругов, овалов.

Истоками формообразования этих вещей были инженерные, утилитарные формы, гармонизированные и приведенные к определенному ритму и пропорциям. Никаких традиционных форм, никакой орнаментации таковы были особенности художественной палитры П. Беренса. Практическая работа П. Беренса имела огромное значение для формирования нового вида деятельности художественного конструирования и нашла много последователей как в самой Германии, так и за рубежом. Недаром многие считают его первым дизайнером в настоящем смысле этого слова.

Теоретическая и практическая деятельность Веркбунда и зарождавшегося в других странах движения за упорядочение и эстетизацию промышленной продукции были прерваны разразившейся в 1914 году первой мировой войной. Лишь после её окончания проблема вновь встала перед обществом.

Баухауз первая школа художественного конструирования.

В 1919 году в небольшом германском городе Веймаре был создан Баухауз (буквально Строительный дом ), первое учебное заведение, призванное готовить художников для работы в промышленности. Школа, по мнению её организаторов, должна была выпускать всесторонне развитых людей, которые сочетали бы в себе художественные, духовные и творческие возможности. Прежние художественные школы не выходили за пределы ремесленного производства. Во главе Баухауза стал его организатор, прогрессивный немецкий архитектор Вальтер Гропиус, ученик Петера Беренса. В короткое время Баухауз стал подлинным методическим центром в области дизайна. В числе его профессоров были крупнейшие деятели культуры начала XX столетия архитекторы Мис ван дер Роэ, Ганнес Мейер, Марсель Брейер, художники Василий Кандинский, Пауль Клее, Лионель Фенингер, Пит Мондриан.

Начало деятельности Баухауза проходило под влиянием утопических идей о возможности переустройства общества путём создания гармонической предметной среды. Архитектура рассматривалась как прообраз социальной согласованности , признавалась началом, объединяющим искусство, ремесло и технику.

Вальтер Гропиус. Фрагмент интерьера квартиры, 1923 г.

Студенты с первого курса занимались по определенной специализации (керамика, мебель, текстиль и т. п.). Обучение разделялось на техническую подготовку (Werkleehre) и художественную подготовку (Kunstleehre). Занятия ремеслом в мастерской института считалось необходимым для будущего дизайнера, потому что, только изготовляя образец (или эталон), студент мог ощутить предмет как некоторую целостность и, выполняя эту работу, контролировать себя. Минуя непосредственное общение с предметом, будущий художник-конструктор мог стать жертвой одностороннего ограниченного машинизма , поскольку современное производство делит процесс создания вещи на разобщенные операции. Но, в отличие от традиционного ремесленного училища, студент Баухауза работал не над единичным предметом, а над эталоном для промышленного производства. Не приходится говорить о том, что изделия Баухауза несли на себе ощутимый отпечаток живописи, графики и скульптуры 20-х годов с характерным для того времени увлечением кубизмом, разложением общей формы предмета на составляющие её геометрические формы. Образцы, выполненные в стенах школы, отличает энергичный ритм линий и пятен, чистый геометризм предметов из дерева и металла. Чайники, например, могли быть скомпонованы из шара, усеченного конуса, полукружия, а в другом варианте из полукружия, полусферы и цилиндров. Все переходы от одной формы к другой предельно обнажены, нигде нельзя найти желания их смягчить, всё это подчеркнуто контрастно и заострено. Текучесть силуэта можно проследить в изделиях из керамики, но это выражение свойств материала обожженной глины. Какими аморфными показались бы по сравнению с ними предметы времен модерна! Но основная разница между ними даже не в сопоставлении энергии баухаузовских вещей с нарочитой вялостью модерна. Баухауз искал конструктивность вещи, подчеркивал её, выявлял, а иногда и утрировал там, где, казалось бы, её нелегко было найти (в посуде, например.

Напряженные поиски новых конструктивных решений подчас неожиданных и смелых, особенно характерны были в мебельном производстве: в Баухаузе родились многие схемы, сделавшие подлинную революцию (деревянные кресла Ритфельда, сиденья на металлической основе Марселя Брейера и мн. др.). Техническая подготовка студентов подкреплялась изучением станков, технологии обработки металла и других материалов. Вообще изучению материалов придавалось исключительно большое значение, т. к. правдивость использования того или другого материала была одной из основ эстетической программы Баухауза . Новаторским был и сам принцип художественной подготовки. В прежних школах обучение живописи, рисунку, скульптуре по давней традиции носило пассивный характер и освоение мастерства происходило в процессе, почти исключавшем анализ натуры.

Баухауз считал, что одного только усвоения мастерства недостаточно для того, чтобы привлечь пластические

От admin

Добавить комментарий